Пуговица №36 — француз в прусской земле
Когда я поднял её из песка, подумал сперва — обычная военная. Но нет. На обратной стороне — четыре отверстия под пришивку, не петля. А значит, не наш, не немец — француз.
Иногда находка говорит громче, чем кости и гильзы.
Вот она — простая на вид, круглая, с чёткой цифрой 36 посреди. Немного сероватая от времени, уставшая, но гордая.
Когда я поднял её из песка, подумал сперва — обычная военная. Но нет. На обратной стороне — четыре отверстия под пришивку, не петля. А значит, не наш, не немец — француз.
Пуговицы с номерами вроде этой носили не простые пехотинцы, а части, где номер был символом гордости — номер полка.
Французские армии XIX — начала XX века маркировали форму именно так: каждая пуговица несла знак полка, часть истории, принадлежность.
“36” — не просто цифра. Возможно, 36-й линейный пехотный полк Франции (36e Régiment d’Infanterie de Ligne). Этот полк прошёл и Великую войну, и колонии, и фронты, где стояли плечом к плечу с союзниками.
Как она оказалась под Тильзитом?
Вот тут и начинается магия.
После Наполеона Тильзит не раз видел французов.
Сначала — 1807 год, когда сам Бонапарт заключал здесь знаменитый мир. Позже — через сто лет, когда французы снова шли по Европе, уже не как завоеватели, а как союзники, инженеры, военнопленные, строители.
Французские пленные и рабочие попадали на территорию Восточной Пруссии и во времена Первой мировой, и позже, в двадцатых-тридцатых годах, когда экономические связи между Германией и Францией начали оживать.
Может, её потерял инженер, работавший на строительстве железной дороги или моста. Может, бывший солдат, оказавшийся здесь по контракту. А может, просто путешественник, чей сюртук однажды зацепился за сучок в лесу и отдал пуговицу земле.
Пуговица сделана из латуни или цинкового сплава, под верхним слоем — мягкий блеск, словно металл всё ещё помнит пальцы того, кто застёгивал мундир.
Цифра выбита чётко, аккуратно, с лёгким изгибом — типичный французский стиль конца XIX – начала XX века.
Четыре отверстия на обороте говорят о “гражданской” пришивке — такую конструкцию часто имели пуговицы поздних французских мундира, где петля заменялась четырёхдырочной пластиной.
Копаешь — и под каждым слоем песка всплывают новые истории. Прусская, немецкая, русская, французская — всё перемешано, как слои времени.
Эта пуговица с номером 36 — маленький французский голос в прусской земле. Молчаливый свидетель того, как тесно переплетаются судьбы народов, границы и формы мундиров.
Сидишь вечером, протираешь её тряпочкой, и где-то внутри звучит марш.
Не наш, не немецкий — французский. С чеканным шагом и гордым звоном.
Кто знает — может, тот солдат, потерявший эту пуговицу, успел вернуться домой. А может, так и остался здесь, где лес шумит на двух языках.